Нет, я не ветеран
компартии и октябрьской революции,
поэтому эти заметки не претендуют
на историческую точность очевидца.
Да и Ленин, честно говоря, был не
совсем Ленин, хотя во всём старался
ему соответствовать. Однако, по
порядку.
Лет пятнадцать
назад мне в Ашхабад позвонил мой
двоюродный брат и предложил
провести отпуск в Крыму. Брат
занимался тогда тяжелой атлетикой и
проходил спортивные сборы в Гурзуфе.
Я взял отпуск и через несколько дней
был в Гурзуфе. Брат уже договорился
с администрацией спортивной
гостиницы о моем поселении и
провожая меня в номер сказал:"Ну,
давай, устраивайся, а мне нужно на
тренировку. Вечером увидимся. Думаю,
тебе будет весело". При этом он
хитро улыбнулся.
Дверь была
незаперта, я вошел в комнату и
обомлел: из-за стола мне навстречу
поднялся ... Владимир Ильич
собственной персоной! Он шустро
сунул мне свою ладошку и также
шустро её выдернул, как будто боялся,
что я её отхвачу. Потом он отступил
на шаг, упер руки в бока, наклонил
голову и, прищурившись, стал меня
разглядывать. На Ильиче была белая
рубашка, галстук в крапинку, черные
брюки и черный жилет - точь в точь,
как на портретах. Такая же лысая
голова, усы, бородка. Не хватало
только мятой кепки и броневика.
-Здгавствуйте,
товагищ. Добго пожаловать. Как вас
зовут, откуда вы?-картавя спросил
вождь и указав рукой на стул сказал,-пгисаживайтесь.
Я назвал себя,
сказал, что из Ашхабада, из
Туркмении и что работаю в редакции
газеты.
-Это хогошо, очень
хогошо, что вы жугналист. Надо
писать пгавду, обязательно пгавду.
Вы пишете пгавду?
-Нет, Владимир
Ильич,-честно признался я ,-врём всё
больше.
-Хогошо, очень
хогошо,-сказал Ильич глядя на меня,
но витая в каких-то своих мыслях.-А
как у вас с пгодовольствием?
-Да как будто
ничего.
-Пгекгасно. Я
извиняюсь, товагищ, мне надо
габотать, а вы пока гасполагайтесь.
Он сел за стол,
обхватил левой рукой лысую голову и
стал что-то писать на листах бумаги.
На столе лежала гора книг - "Капитал",
ленинский трехтомник, "Семья
Ульяновых" Мариэтты Шагинян,
какие-то брошюры. Я засунул чемодан
под кровать, вышел из гостиницы и
пошел к морю. Я был немного
ошеломлен новым знакомством. Я
конечно понял, что никакой это не
Ленин, а его двойник, но что он
делает здесь, в спортивной
гостинице?
Когда через час я
вернулся в гостиницу Ильич спал. Он
лежал на застеленной кровати в том
же ленинском прикиде. Лицо его было
прикрыто газетой "Правда". При
этом он так мощно храпел, что газета
взлетала вверх на несколько
сантиметров и плавно опускалась
вниз. Рот его был открыт и в
промежутках между всхрапами там
тускло блестел частокол
металлических коронок. Мне стало
немного не по себе: такое ощущение,
будто присутствуешь в Мавзолее, где
задает веселого храпака оживший
вождь мирового пролетариата.
Тихонько, чтобы его не разбудить, я
вышел из комнаты.
-Ну как, понравился
тебе сосед? - спросил меня вечером
брат по-прежнему улыбаясь. - Не
скучно было?
-Да, с таким
соседом не соскучишься. Слушай, что
это за тип?
-Ты что, не узнал?
Это же Ленин! Так сказать живой
червонец.
-А что он здесь
делает? Готовит мировую революцию?
Геннадий Петрович,
назову его так, еще несколько лет
назад работал скромным инженером в
одном из московских НИИ. Со временем
облысел и кто-то из знакомых сказал,
что если ему отрастить усы и бородку
- будет копия Ленин. Он шутки ради
решил попробовать, но когда
растительность на лице достигла
нужных размеров все ахнули: Ленин да
и только! К тому же когда он надевал
кепку и вытянув руку говорил
картавя, подражая Ильичу:"Товагищи,
миговая геволюция, о необходимости
котогой говогили большевики,
свегшилась!", все просто отпадали
- сходство было поразительное. Он не
стал менять облик, ему нравилось,
что на него обращают внимание. Но
главное, что он заметил - изменилось
отношение к нему начальства - стало
более уважительным. Еще бы! Время
было доперестроечное, партийное и
не могло остаться незамеченным, что
по городу бродит человек, как две
капли воды похожий на основателя
первого в мире социалистического
государства.
Его заметили,
стали приглашать на детские
утренники в качестве дедушки Ленина,
на школьные вечера, на
театрализованные представления.
Заинтересовались Геннадием
Петровичем Ульяновым-Лениным и
киношники, предложили маленькую
роль в каком-то фильме про революцию.
Даже не роль, а так - махать с
броневика ручкой революционным
солдатам и матросам. Без слов. С
задачей он справился, ручкой
помахал, физиономией повертел, да
так с той поры и отправился гулять
по кинематографу. Ролей ему, конечно,
не давали, роли исполняли народные и
заслуженные артисты, а ему
поручалось участие в массовках. Но и
этого было достаточно, чтобы
Геннадий Петрович почувствовал
себя актером. И не просто актером, а
двойником самого Ленина. От
сознания собственного величия у
вчерашнего инженера поехала крыша.
Он стал не только подражать Ильичу в
одежде и в манерах, он принялся
изучать его труды и хотя ничего в
них не понял, зато взгляд приобрел
заумную важность. Иногда, для
полноты ощущений, он занимал
очередь в Мавзолей Ленина, чем
вносил сумятицу в ряды стариков и
старушек, желающих визуально
прикоснуться к кумиру своей юности.
На Гену смотрели как на привидение.
Работу он, конечно,
забросил и с НИИ пришлось
расстаться. Но этоИльича-2 мало
волновало, поскольку теперь он
зарабатывал не меньше, чем в
институте. В перерывах между
съемками он подхалтуривал тем, что
приезжал в курортные города,
заходил в местные отделы культуры,
представлялся и получал путевки на
выступления в санаториях, домах
отдыха, крупных спортивных базах. В
общем тот еще Ильич.
Так он оказался в
Гурзуфе, на спортивной базе
олимпийского резерва. Общались мы
мало. Утром, жадно выпив пару
стаканов кефира, Геннадий Петрович
облачался в ленинскую робу, садился
за стол и начинал что-то писать,
поминутно заглядывая в ленинский
трехтомник. Пользовался он не
шариковой, а перьевой ручкой. Что он
там царапал я не знаю. Может быть
сочинял декрет о мире, может быть
готовил новую редакцию апрельских
тезисов, а может быть гневно обличал
политическую проститутку Троцкого.
Я уходил на пляж, купался, загорал,
пил кислое пиво или сладкие
массандровские вина.Когда в полдень
я приходил в гостиницу чтобы
переодеться, большевик #1 уже лежал
на кровати прикрывшись газетой и
оглушительно храпел, доказывая тем
самым, что Ленин и теперь живее всех
живых. По вечерам, повертевшись с
полчаса перед зеркалом в ванной, он
уходил на встречи со зрителями.
Возвращался Ильич глубокой ночью,
натыкался в темноте на стулья и что-то
мычал, то ли "Вихри враждебные
веют над нами", то ли "Отчего
грустна была японка, почему так
весел был моряк". К утру комната
наполнялась густым перегаром.
Однажды я решил
пойти в соседний дом отдыха
послушать выступление своего
сожителя. На небольшой площадке
летней эстрады собралось человек
15-20, преимущественно пожилых
отдыхающих. Геннадий Петрович,
заложив большие пальцы в проймы
жилета начал рассказывать о своей
работе в кино над ролью Ленина.
Поскольку рассказывать особенно
было нечего, он переключился на
значение ленинских трудов в жизни
каждого советского человека.
Публика стала откровенно зевать и
понемногу расходиться. Чтобы
задержать аудиторию лектор
принялся травить байки из
артистической закулисной жизни: кто
с кем живет, кто сколько пьет, кто и
как получил звание народного или
заслуженного артиста. Площадка
оживилась. Потом к нему подошел
администратор, поблагодарил за
интересное выступление и что-то
шепнул на ухо. Геннадий Петрович
подмигнул мне и они ушли. В
гостиницу Ильич заявился полночь-заполночь,
веселый и духовитый.
Так мы прожили
около недели. В один из дней,
проглотив наскоро кефир, он начал
укладывать в чемодан свою походную
марксово-ленинскую библиотеку.
Потом протянул мне руку:
Ну-с, батенька,
давайте пгощаться. Дела, знаете ли,
дела. "Мосфильм" вызывает на
съмки. Пгиятно было познакомиться. А
вы пишите пгавду, обязательно
пгавду. До встгечи!
-На Красной
площади? - спросил я.
Он улыбнулся
железнозубой улыбкой, подхватил
чемоданчик и ушел.
А ведь мы
действительно встретились. На
Красной площади.
Развернув недавно
газету "Новое русское слово" я
увидел моего гурзуфского соседа на
праздничной демонстрации. Уставив
вперед "без промаха бьющий взгляд"
он возглавлял колонну двойников.
Рядом с ним шли Николай Второй,
Сталин, Гитлер, Брежнев и Горбачев. И
я обрадованно крикнул: "Привет,
Геннадий Петрович! Верной дорогой
идете, товарищи!"
|